Да. Тусовки, развлечения. Зимой ездил, на сноуборде катался с местными друзьями в «Снеж.Ком» (горнолыжный комплекс в Красногорске — прим. «Кавказский узел»), крытая труба там есть, когда только учился. Это осенью, чтобы в пробках не висеть. Работал за МКАД.

Все это было. Вот летом экстремальный спорт. С ребятами собираемся в пейнтбол поиграть, большая компания, кто-то очень пьяный, кто-то накуренный. Вот, собственно, и спорт.

Да, можно и так сказать.

Последняя моя работа в финансовом плане была очень удачная, приносила неплохие деньги, хоть и сезонная больше. С сентября начинается активная фаза, 5 000 долларов я получил за сентябрь, за октябрь 8 000 долларов. До этого, на предыдущих работах я получал 1,5–2 тысячи долларов. Для меня это неплохие деньги были. Я купил машину недорогую, Хонда, в хорошем состоянии, лет 10 где-то ей было. Кредит не хотел брать. Любил погонять по МКАД ночью или по центру Москвы, вдоль набережных, по каналам. Любил дорогую хорошую, фирменную одежду себе покупать в то время. Собственно, как обычный человек. Так прожил в Москве семь лет — с 2005 по 2012-й.

Нет, не город. Именно весь вот этот образ жизни Я в какой-то момент просто понял, что это, на самом деле, не то, что мне нужно. Это все пустое, это не цель моей жизни... Я в Дагестане молился, приехал в Москву и очень быстро перестал. В мечеть первое время ходил по пятницам. Потом, не ходил. Вообще не молился. Последний год все это стало тяготить.

Нет, я просто чувствовал, что это не то, что нужно человеку. Это не то, что нужно мне... Меня начал тяготить этот образ жизни. И как-то я прочитал статью на «Кавказцентре» (ресурс, поддерживающий боевиков на Северном Кавказе. Согласно решениям судебных органов Российской Федерации, материалы сайта являются экстремистскими — прим. «Кавказский узел») касательно молитвы, касательно оставления молитвы. Она очень эмоционально была написана. Эффект произвела на меня очень сильный. Мне стало страшно, я испугался, сразу же начал молиться. Я в Дагестане молился, приехал в Москву, я очень быстро перестал... В тот же момент я все бросил: и сигареты, и пить, и с девушкой порвал. Весь этот образ жизни, я понял, почему мне не нравится. И тут же оставил. Хотя курил я очень долго, у меня стаж курения был очень большой, много лет. Но бросил как по щелчку. Хотя до этого я пытался бросать, но не мог.

За год, где-то так. Последний год, может быть, полтора года я молился. По пятницам ходил в мечеть, не в одну какую-то, в разные.

Нет. У меня тогда вообще не было убеждений джихадистских. Я просто видел со стороны проблемы сирийских мусульман. Я не то, что бы переживал за них, поддерживал. Было за них, скажем так, грустно. Но поддержки такой, ни против, ни за, не было. Нейтральная позиция была. Немножко сочувствовал им, что, вот, их убивают, а они свою землю, свою территорию пытаются освободить. Но сам... Просто считал себя мусульманином, работал, занимался бизнесом. Ходил по пятницам в мечеть, молился. Собственно, вот и все, что у меня было. Но, сама Москва мне уже не нравилась, я хотел ее оставить, хотел уехать. Видел, что Москва меня развратила очень сильно.

Да, у меня была цель — уехать жениться, и жить там. Эта суета, этот быт московский меня уже сильно напрягал, тяготил, я уже не хотел жить в Москве, я хотел жениться и жить в Махачкале.

Я родителям сказал. У нас чаще так происходит. Это не обязаловка, у нас в семье нет именно строгого такого обычая. Я сказал родителям: я готов. Они давно уже мне говорили: «Ты уже взрослый, тебе пора жениться. Уже сколько лет тебе там? Под тридцать лет. Надо же ведь жениться». Ну, я все откладывал, отмахивался. Но потом уже сказал: «Папа, мама, давайте, найдите мне невесту, готов жениться». Они стали, у нас обычай такой, искать. Предлагали разные варианты, вот эту, вот эту. Я спрашивал, кто она такая. Мне не нравилось, не хотел. Потом, последний вариант.

Вначале именно по описанию. Про себя решал, подходит мне или нет. Я все отметал. Последний вариант, мне сказали, вот такая вот. Девочка воспитанная, религиозная. Я сказал, вот это интересно, покажите фото. Показали, мне понравилась. Потом им предложили, они согласились. Родители своей дочери показали меня, сказали, она тоже согласилась. Потом сказали: привозите жениха. Я еще в Москве в то время жил. Приехал, познакомились, в гости пришли.

Нет, семья городская, махачкалинская... Приехали к ним в гости с семьей, так и познакомились. Мы оба подтвердили окончательно, что хотим жениться, и через несколько месяцев я женился. Пару раз съездил в Москву по работе. И все, больше в Москву я не ездил.

Не то, чтобы я продолжал искать. Я жил семейной жизнью, меня все устраивало, мне нравилось. Семейную жизнь я сравнивал с тем безобразным образом жизни. На тот момент я не считал, что это нормальный образ жизни для многих людей, которые вот так живут. И семейная жизнь мне все больше и больше нравилась.

Знакомился с разными людьми, общался. Увидел, что в Сирии происходит, увидел эти ролики. Не специально искал, а просто увидел. В то время война шла активно, уже все обсуждали эту сирийскую войну, именно сирийскую. Война сирийская, не ИГИЛ обсуждали, просто война. Я считал, что там сирийцы, мусульмане, бедные притесняемые люди.

Я так его и видел, видел тираном. И видел, что люди там, в какой-то момент собрались и решили бороться этим режимом.

Да.

Мне было очень тяжело в этом плане. Очень тяжело морально, грустно, печально и, на самом деле, сложно. Но здесь, опять-таки, я прежде говорил, и сейчас повторюсь, что я, когда туда ехал, у меня... Я не хотел туда ехать, у меня не было прямо вот такого желания взять автомат и воевать. Я не такого склада человек, в физическом плане я не спортсмен, спортом не занимался как таковым. И я такой, скажем, компьютерщик, 7-8 лет этим занимался. Сидячий образ жизни. В детстве на улицах не был гулякой, драчуном. Но, я уже созрел и понял, что на тот момент, опять-таки, я говорю, что, в виду моего ограниченного видения ислама, незнания основ, моя следующая стадия, ступень — это обязанность. Не просто пожелание, а именно обязанность, хочу я этого или не хочу, а я не хотел. Но моя обязанность, как мне тогда казалось, именно делать джихад, защищать и освобождать мусульман и исламские земли.

Жена была против этих идей. Я даже жене не сказал, что я поеду туда насовсем. Я ей сказал, что поеду туда, ее позову потом. Думал, приедет, как с остальными это происходило. А ей сказал, что на месяц поеду, посмотрю, что и как, помогу им там, помощь окажу, а потом вернусь в Турцию. Себя заставил, когда понял для себя, на тот момент, что это моя обязанность. Хоть мне этого и не хотелось, но выхода нет, я должен ехать туда. Хоть жена, работа, дом, семья, родители. Тем не менее...

Да.

Сейчас я считаю, что мне еще много чего надо познавать, изучать религию — это моя первая обязанность. Вторая обязанность — это с семьей проводить, должна еще семья моя, жена и дети, расти в исламе. Должен призывать к этому, распространять свои знания, среди близких, окружающих и дальше. Вот моя обязанность.

Пыталась, да. Она сильно была расстроена. Но, опять-таки, я ее успокаивал, типа, я поеду, через месяц вернусь.

Вернуться уже было не вариант. Даже если бы я хотел, потому что там не отпустили бы. Могли меня вероотступником объявить, если бы я сказал: вот, я уезжаю, не хочу больше.

Их можно было до границы проводить.

Не знаю, потому что лично я, наверное, созревшим не был настолько. Был в сомнении, что надо это все оставлять. Я не был готов на это. Потом уже, когда созрел, даже до границы было не доехать. Не то, чтобы перейти. Вопрос так не поднимался, чтобы туда приехал кто-то, а потом захотел это оставить. Даже не припомню этих случаев.

Что касается меня, можно так сказать.

Он тоже был одним из факторов. Неслабых факторов... Такой энергетический внутренний заряд, духовный.

Не именно он был причиной, но он был таким фактором — пинок в зад. Люди, короче, переживали, хотели, а когда он уже эмоционально начинал пристыжать людей: «Вот, как вам не стыдно? Почему вы допускаете это?». Ну, вот это уже был толчок. Были еще и другие факторы. Были люди, я познакомился в Махачкале, друзья, подружился по общим интересам.

Обсуждали эти темы, боевиков на Кавказе. В то время они для нас моджахеды были. Мы их так называли.

Нет. Они боевики, они просто воюют за землю, воюют против российских военных. Они заявляют, что воюют за шариат, но на самом деле ничего близкого.

Абсолютно. К Аль-Каиде, к ИГИЛу, на Кавказе. Все, кто говорит, что воюет за ислам, за шариат — там нигде джихада нет. Касательно именно военного джихада, сегодня на этой земле его нигде нет. Я не знаю такого случая. Может быть есть локальные случаи, о которых я не знаю.

Нет, я не говорю, что сегодня у тех людей, которые воюют, нет оснований. Они хотят воевать за свою землю, историческую землю, скажем так. Я просто говорю, что эта война не является джихадом, не является исламской войной и не является войной мусульман с немусульманами. Это война немусульман с немусульманами.

Были у меня друзья с общими интересами, мы обсуждали эту тему. Мы сначала обсуждали, что надо на Кавказе выселяться. Выселиться — это на жаргоне «лесных» в лес уйти.

Непосредственно были знакомые, которые находились не «в лесу», а в городах. Через них пытались найти дорогу, чтобы уйти в «лес». Но в то время активная борьба шла, очень сложно было. Дорогу не смогли найти. Поэтому решили, что надо в Сирию.

Три-четыре человека, узкий круг.

По телефону общались, но мы не обсуждали эти темы. Надо встретиться? Давай встретимся. Мы часто друг с другом виделись. Я какое-то время в Махачкале работал с новым знакомым. У него, наверное, были какие-то основания к таким убеждениям прийти. Он был чеченец. Его отец из Чечни, чеченец. Мать у него русская или украинка. Он где-то в России жил. В провинции.

Да, когда началась первая чеченская война, они уехали в какой-то город российский. Крупный, в каком-то центральном регионе, но ни Москва, ни Питер. Там жил он, с исламом вообще никак не был связан. Там вырос, в школе учился, потом, рассказывал, в армию пошел, в спецназ. На снайпера обучался. Физически был подготовлен, знаком с военным делом. Потом уже связь с отцом, исторические корни... Нормально, что он поехал в Чечню и как-то там уже, наверное, начал исламом интересоваться, делать намаз.

В Махачкале, в 2012-м или 2013-м. Я с ним год был знаком.

Да, там его не оставляли в покое. Его в отделение забирали, фээсбэшники, полиция.

Он никаких действий активных не предпринимал, не участвовал нигде. Может, с кем-то был знаком. Или потому что он приехал из России и исламом интересовался. Он не был суфистом, как принято у чеченцев. Если ты не суфист, значит ты салафит, соответственно, уже подозрительный элемент. Может быть, в этом причина. Факт, что его там несколько раз били в отделении, в последний раз сказали: «Или ты уедешь, или в следующий раз ты уже живым не выйдешь из отделения». Прямым текстом сказали, он поэтому и уехал в Дагестан.

Он женился на вдове. У нее был муж, боевик. На спецоперации в Чечне или Ингушетии его убили.

Видел пару раз.

Нет. Мужчины посторонние с посторонними женщинами не общаются, только в крайних случаях. Необходимость бывает, когда ей некуда деться, а надо помочь, что-то сделать. А вот просто так идеологически друг друга обрабатывать мужчина с женщиной никогда не будут. Только муж, жена или близкие родственники.

Наверное, он уже был с такими же убеждениями, поэтому он и искал такую жену. Вряд ли она его обработала, подготовила к этому.

Мы с ним познакомились, когда он работал на стройке. Я тоже работал от безделья — нужды не было в деньгах. Надо было чем-то заниматься. Тем более я хотел физическую работу. Поэтому я пошел на стройку. Строился какой-то дом, мы там делали стяжки. Ну, обычные строительные работы. Физическую работу.

Нет, может месяц, два. Пару заказов выполнили. Электрику где-то провели в стенах. В общей сложности месяц и то даже не наберется. Ну, так, мы с ним общались. И пришли к тому, что надо в Сирию ехать.

У нас была еще пара знакомых с общими интересами, тоже из Дагестана.

Да. 3-4

Нет. Это не был джамаат. Не было амира, не было джамаата, просто знакомые были, встречались, общие интересы были, общие убеждения. Кроме нас с чеченцем, были еще двое, они были постарше нас — лет под 40-45... Они уже готовы были поехать туда и уже собрались.

У нас не было такого, чтобы мы ходили именно в одну конкретную мечеть, собирались там. Мы не в мечети познакомились. По-моему, чеченец меня познакомил. Я точно вспомнить не могу, но вроде он познакомил, потому что он их хорошо знал.

Семейные люди. Позже семьи за ними поехали. Один таксист был, другой водитель. Я не помню конкретно, где они работали.

Не знаю, может, они все были с высшим образованием. Они достаточно интеллектуальные были все.

В исламе? Наверное, у этого чеченца. Именно в идеологическом плане. Не именно про джихад я сейчас говорю, а идеологически. С ними я первый раз столкнулся с темой, что есть ширк... Я знаю, что здесь суфисты. Понимаешь, они какие-то не такие. Их салафиты не любят, они не любят салафитов. А почему, даже не понимал. Он мне объяснил. Я вообще впервые с этим столкнулся, что есть такие понятия ширк, куфр. Собственно, поверхностные были у всех знания. Даже у чеченца.

Сложно вспомнить. Может быть, год, я не знаю. Так вот, когда они решили ехать, друг мой, чеченец, их отвез из Махачкалы в Дербент, на границу с Азербайджаном.

Это было не принципиально, просто он захотел помощь какую-то оказать, участие проявить. Тем более, провожая друзей, хотелось, наверное, быть с ними. Отвез их туда, они перешли границу.

Да, легально перешли, сели на такси, в Баку поехали. И уже самолетом в Стамбул.

Уже в то время... может, кто-то считает, это паранойя была, может быть, на самом деле как-то... Но проверяли более тщательно. Там уже подозрения бывали, потому что в то время — летом 2013 года, в начале лета — уже ездили туда, люди уезжали.

Такое вот, что нам тоже надо ехать. Но не едем почему-то, может быть, по семейным причинам, дела не уладили, еще что-то. Мы такие отговорки себе находили... А реальная причина — не был еще духовно, морально готов сделать этот шаг. Был настроен на это, но совершить шаг, наверное, еще не был готов. Где-то через месяц уехал чеченец.

Один уехал. У него был брат двоюродный. Но он был уже местный, дагестанец. Наполовину дагестанец, наполовину чеченец.

Да, он тоже был, такой же, как мы. Уехал чеченец, потом мы остались с ним вдвоем. Месяц прошел, мы собрались, свои дела закончили, купили билеты.

Мы летели втроем. Был еще один знакомый.

В мечети маленькой в Махачкале познакомились... Я по утрам ходил делать намаз, он тоже. Мы разговорились и выяснилось, что мы с ним похоже мыслим. Он и стал третьим, который с нами полетел. Там был еще один парень, тоже в мечеть приходил. Когда я был в Сирии, видео увидел. Помнишь, в конце 2013-го года взрывы были в Волгограде на вокзале и в троллейбусе?

Видеоролики эти ребята подготовили. Один на вокзале себя подорвал, другой в троллейбусе. Того, который в троллейбусе себя подорвал, звали Сулейман. Там на видео он тоже как Сулейман везде проходит. Это, по-моему, реальное его имя было. Он на видео показывает, демонстрирует свою кнопку, такой довольный, счастливый, улыбается, прям радостный. Рвется совершить самоподрыв. А перед этим они видеообращение сделали, он сидит, потом рядом с ним другой парень, который с ним разговаривал. Долго на видео они разговаривали...

Его я знал. Причем, он остальных не знал. Он знал меня только.

Я просто с ним ходил в мечеть.

В общем, парень, который себя подорвал в Волгограде, и этот человек третий, который в нашей группе полетел, эти двое, не знали никого остальных. Они только меня знали. С третьим мы в один день договорились, купили билеты — каждый сам себе. Потом на разных машинах поехали. У нас уже была паранойя, боялись, что нас выследят, вычислят. Каждый по отдельности отправился, чтобы всю группу не захватили, если одного схватят. Приехали в аэропорт, полетели в Стамбул.

Да, там уже все вместе.

Нет, не было старшего. Просто, созвонились, встретились. Что, готовы? Да, покупаем билет, смотрим. Там же рейс не каждый день из Махачкалы, там, по-моему, два раза в неделю улетали или один раз в неделю. Вот, следующий, ближайший рейс, все, покупаем билеты.

Да, было лето, конец июля. Вот так мы и очутились там.

Да, вот мы уже все, все, готовы ехать. Да, надо ехать, все, покупаем билеты.

Нет, это не был такой прям эмоциональный резкий порыв. Постепенно, я уже готов, да. Просто оттягивал, откладывал. Говорил: вот надо все свои дела завершить — семейные, какие-то финансовые.

Нет. У нас был контакт. Человек, мы с ним по вотсапу общались. Сказали, мы вот едем туда, нам что делать дальше? Он говорит: «Садитесь на такой-то автобус»... Хатай, по-моему, провинция называется. Когда туда подъезжали, говорим, вот, мы подъезжаем, скоро нам выходить. «Хорошо, приедете, ждите там, за вами приедут», говорит. Приехал обычный таксист, турок. Он в какое-то село, совсем близко к границе, деревенька турецкая, привез, там нас уже проводник, местный турок встретил. Поздно ночью это было, до утра, до утренней молитвы мы там поели, поспали. И уже дальше он к самой границе, к колючке нас провел. Мы перешли, там нас уже встретили ребята. Причем, встретили два азербайджанца, один из них тоже достаточно известен был, — Мухаммед Амрики"...

Да, жил в США. Он сам азербайджанец. Потом он туда приехал. Даже видео в интернете есть, как он «Иглой» вертолет сбивал. Но это не в ИГИЛ, это до ИГИЛ, это был 2013 год.

Основная часть состояла из них. Было очень много и кавказцев, и азиатов. Узбеков, таджиков — очень много. Были и арабы, но большей частью в то время там было именно кавказцев. Сколько человек — сложно сказать. Может быть, сотня, может быть, пара сотен.

Там не было проблем с общением. Там ведь в тылу, в городах, когда мы там жили, не было никакого комендантского часа. Если ты свободен, у тебя нет работы, нет никаких поручений, ты передвигаешься свободно, где хочешь, общаешься, с кем хочешь.

Я общался в основном с теми, кто в моем джамаате был. И кавказцы, и азиаты из (Центральной) Азии, знакомые просто были, с которыми просто так общался, раз в одном городе живем. Либо соседи, либо еще как. Общались по-приятельски.

Им проще говорить по-узбекски, это нормально. В исламе национализм — категорически отрицается, порицается. Человек националист — это уже как религия в исламе. Узбек просто лучше узбекский знает, чем русский, поэтому он говорит с другими узбеками по-узбекски. А не потому, что он свою нацию продвигает.

Да, дружили. Но все равно там какие-то моменты, может быть, оставались .... Но так, что вот эти узбеки, они как гастарбайтеры, к ним такого отношения не было.

Даже в ИГИЛ полностью, может быть, не стерлись. Какие-то моменты в слегка, в слабо-слабо выраженной форме, может быть, могли бы остаться. В России они полностью не стираются, но, по-любому, грань уже размыта очень сильно.

Да. Уже не делят по национальному признаку. Исторически сложилось, что очень много в России узбеков, к примеру. Их называют гастарбайтерами. А они люди, но это люди сельские, необразованные. В интеллектуальном плане они невысоко развиты. Поэтому, вот с этой стороны можно сказать, что есть этот момент. Это мы как факт признаем. Но по этой причине мы их не притесняем, не отделяем, не считаем их второсортными.

Всех новобранцев, которые приезжали, направляли сразу в обычные общие муаскары. Это тренировочный лагерь. Но, когда я приехал (это еще не ИГИЛ был), как такового централизованного налаженного обучения не было. Я, когда приехал, месяц Рамадан был, мы держали пост. И поэтому мы просто пару недель там побегали по скалистым местам, холмам, пустыням. Вот вся наша тренировка в этом заключалась. Основное время держали пост, и потом, после поста, уехали, закончили наше обучение. А потом уже, когда я был в ИГИЛ, было гораздо серьезней все налажено, организовано. Были тренировки, была тактическая подготовка, стрельбы. Работали специализированные маускары. Если люди какие-то в штурмовых отрядах спецназа хотели участвовать, их туда направляли. Были снайперские муаскары. В других была крупная артиллерия, танки, учили с пушками обращаться, БТР. Кого куда направят, или где людей не хватало, так распределяли, либо по желанию.

У меня было просто физкультурное обучение, просто тренировки. У нас это в общей сложности месяц заняло. В общих муаскарах в ИГИЛ (там уже я не проходил), тоже около месяца. А остальные, специализированные, не знаю. Снайперское дело, я знаю, там ребята ускоренный курс проходили. Был полгода, по-моему. Потом трехмесячные курсы были.

Полгода тоже ускоренные, потому что там были профессиональные снайперы, которые в прежней жизни в российской армии служили, и именно в снайперском деле, в спецназе. Уже были профессиональные снайперы. Насколько я знаю, несколько лет этому обучаются.

В ИГИЛ у каждого свое оружие есть.

Человек, если хочет купить, он покупает. Ему никто против не скажет. Но всем выдают. У меня было свое с самого начала, я покупал.

Был новый джамаат, у новичков не было пока оружия.

Купил после муаскара. После муаскара не было возможности выдавать. Ждали, пока достанут деньги, кто-то проспонсирует, кто-то купит. Поэтому у меня был свой собственный.

Да, автомат Калашникова. Вначале был советский, потом я, через какое-то время, купил себе немецкой сборки. Очень много разных стран делают. Очень хорошие, качественные — это советские, да, и немецкие хорошего качества.

Вы имеете в виду современное оружие? Нет, конечно. Там все советские. АК-47. Были АК-74, 5.45 калибр. Такие тоже есть, но они дорогие и их мало очень.

Они точные, более современные, они лучше. И они редкие.

Это тоже советское — одна из поздних сборок. Он стреляет более точно, у него отдача не такая сильная.

Он хорош тем, что у него приклад удобнее. Деревянный приклад таскать неудобно, весло большое. А этот, он легко оббивается, куриная нога такая металлическая. Он с автомата вот так вот выдвигается и как приклад становится. Из двух конструкций. Немецкие — хорошего качества. Есть китайские, у которых ствол алмазного напыления. Можно долго точно стрелять, от перегрева он не начинает мимо стрелять.

Любой перегревается. Если долго, несколько рожков выпустить, он перегреется.

Нет, несколько, нет. У меня рибат был такой, не боевой, скажем. Часто приходилось стрелять именно на стрельбищах, на тренировке, интересно было там пострелять. Там из очереди несколько раз пострелял. А вот так, бесцельно стрелять... патроны просто так не раздавали.

Нет, патроны людям, которые в штурмах участвовали, выдавали сколько надо.

По-моему, среди них поровну было. Сложно мне сказать. Там, вот, был такой момент, что, которые в резерве, на подхвате. Или которые провизию приносили, еду, уже после боев. Таким людям меньшую долю давали. А вот, которые в боях участвовали, все поровну.

Там наш джамаат участвовал, я лично не участвовал. Резерв бывает в городе, если, вдруг, понадобится. Если невероятные потери, там уже хоть резерв ты, не резерв, всех подряд, кто в джамаате есть, всех забирают. А есть резерв такой, на месте, группа, готовая, если что.

Нет, я был городе. Потом, да, уже приезжал, смотрел эту дивизию, интересно было. Я видел много там трофеев, огромное количество. Большие снаряды, пушки, автоматы, пистолеты.

Деньги выдавались за все, что меньше ДШК. ДШК — это крупнокалиберный пулемет советский, 12 калибр, 12,5. Включительно. Все, что свыше этого, это не выдавалось, не давали за это деньги.

Нет, я не получил, я же в резерве был.

Да.

Нет, там в боях не участвовала наша группа. Там рибат просто держали.

Нет. Так, любой, кто в ИГИЛ, хоть он даже повар, который вообще не воюет, даже если он не числится в боевом джамаате, он просто получает в месяц 50 долларов. В ИГИЛ, там, допустим, есть полиция, городская полиция, есть полиция нравов, есть какие-то коммунальщики. Любой человек в составе ИГИЛ получает зарплату.

В Ираке — иракскими, что там у них, динары. В Сирии это фунты. По курсу выдавали.

Не знаю, как он там регулировался, но курс как-то зависел и от курса у Башара, и от курса, который на территории Свободной армии. Обменные пункты там тоже были валютные. Там работали не игиловцы, а местное население, мирное. Обменять можно было в любой момент. Доллар — тоже ходовая валюта. Можно было не менять, можно было долларами пользоваться.

Да, банков там нет. И банкоматов тоже нет. В Ираке банкоматы видел, но, естественно, они нерабочие.

Совершенно мирная жизнь. Абсолютно. Просто люди с оружием ходят. Хочется ходить с оружием, вот и ходят. А так абсолютно мирная жизнь. Рынки, базары, магазины, развлечения.... Я купил машину.

Это была Kia Rio, она стоила порядка 3–4 тысяч долларов. Ей пять лет примерно было. У знакомого купил. Машину купить — проблем нет. Там авторынки тоже есть. Соответственно, там никакой регистрации, права, номера — ничего. Есть и угнанные машины, и пригнанные. Растаможки там тоже никакой нет. Через Болгарию европейских машин много было.

Болгарские документы. Видимо, через Болгарию в Турцию, потом уже в Сирию. Машины там стоили в 1,5–2 раза дешевле от российских цен.

Я думаю, нет. Я в эти подробности не вдавался. Тогда, наверное, об этом не задумывался никто. Там угнанные были европейские машины, Большинство машин KIA, Hyundai — очень много именно новых, в новом состоянии.

Если сейчас мы говорим о ИГИЛ, да, в тылу никогда не было комендантского часа.

Просто жили на квартирах, общались, либо ходили на речку купаться, потом встречались, ходили кебаб покушать, шашлык, мороженое (улыбается). Обычной жизнью жили города — Табка, Ракка, Эль-Баб, другие.

Кафе были, много разных, интернет-кафе были. Связь с внешним миром только посредством интернет-кафе осуществлялась. Люди ходили туда, там тоже с родными, наверное, общались. Табка на берегу Евфрата находилась, ходили купаться на реку.

Приходилось часто. Допустим, семейным людям на рынок надо ездить, там продукты покупать, хлеб, из вещей покупать не часто, иногда. Там были ателье.

Вещи продавались. Я же говорю, ателье бывали, люди часто себе на заказ шили, такие комисы арабские. Зимой, холодно когда, собственно на рынке, в магазинах могли вещи купить, дешевая одежда была и теплая была. Проблем не было со снабжением магазинов, в полной мере работали. В тылу, в этих городах, когда не было такого положения, как сейчас, в 2013-2015, когда еще не началась активная фаза со стороны коалиции, была, можно сказать, мирная жизнь. Люди спокойно жили обычной жизнью. Люди работали где-то, кто-то свои поля возделывал, кто-то на рынке торговал, в автомастерских работали, магазины держали, интернет-кафе — вообще абсолютно все. В школах работали, на дамбе, гидроэлектростанции.

Я уже, к сожалению, не могу так подробно сказать, потому что я в это время уже в тюрьме сидел, поэтому сложно оценку дать.

Думаю, нет, когда как. Еда дешевая — фрукты, овощи. Они все там местные. Мясо дороже, живой баран стоил 100 долларов. Ну, у меня были свои деньги, которые на еду я не тратил. Иногда мог себе купить что-то из одежды. Иногда мог в кафе пойти, хочется сладостей, фруктов — пошел, купил, газировку попил. Конечно, мы там не ходили в кафе каждый день, изредка ходили.

Я жил в Табке. Часто ездили в Ракку. Просто или по делам, часто ездили в Мосул. Он впечатление на меня произвел серьезное. Развитый небедный, огромный город. Центральная часть, старый город, там, где рынок — целый районы, кварталы, как минигородок, это базар. Все дома в центре богатые, мраморные. Торговля очень развита. Центральная улица там университетская, университет там печально знаменитый.

Тем, что разнесли его в клочья, щепки (Университет Мосула подвергался бомбежкам сил коалиции. Представители армии Ирака заявили, что на базе лабораторий университета боевики наладили производство взрывных устройств, а также химических боезарядов. 13 января 2017 года представители иракской армии заявили, что университет освобожден от боевиков — прим. «Кавказский узел»). Оттуда, по-моему, и началось, а дальше понеслось дальше, город с землей равнять начали. Сейчас там руины уже вообще.

Да, в интернете пытаюсь смотреть. Все-таки часть прошлого, интересно, что там происходит. Очень много людей, я не говорю про именно ИГИЛовцев, я говорю про мирное население. Чуть ли не под сотню тысяч, наверное, уже погибших. Там реальная катастрофа. Беженцы, я читал, больше миллиона, находятся в каких-то нечеловеческих скотских условиях, в палаточных лагерях живут.

Сложно сказать, по-моему, в Мосуле больше. Потому что в Алеппо гораздо меньше населения осталось. Там уже не так много населения. А Мосул полностью, несколько миллионов, больше миллиона там однозначно было. Потом и Алеппо захватывали, ведь полгорода было у Асада, то есть речь идет не о целом Алеппо, а о половине Алеппо, в котором очень немного населения местного, мирного. Про Алеппо, честно говоря, не знаю, больше видео видел, чем вживую. Мосул — от него реально они камня на камне не оставили. Наверное, в Мосуле гораздо больше жертв.

Да. Я видео видел. Сам не был свидетелем, видел видеоролики, как там руку отсекали, кисть. Тогда не так активно следили за ИГИЛовскими группами во «ВКонтакте», во всяких соцсетях, поэтому это легко было всё видеть, наблюдать. Не блокировалось. В группе какой-нибудь ИГИЛовской выкладывали, мол, за воровство наказали человека по шариату. Причем однажды был ролик — мирного за это наказали.

За воровство, а второй раз именно ИГИЛовского. Обоим отрубили кисть. Причем там так грамотно подошли. Там рядом врач, прям наготове. Кисть отсекли, чтобы потери крови не было, чтобы он не мучался от боли. Полагается не мучать его, этой болью, а просто наказать. Отсечь кисть и все. На ролике видел, как отсекли, и врач сразу начал обрабатывать. Перетянул, йодом или чем-то еще обрабатывал, чтобы дальше кровопотери, ничего не было. Так сразу готов был, и сразу начал действовать. Это всё централизованно. Видимо, как-то объявляют, что это будет происходить, заранее.

Да, много людей. Как военных, так и мирных. Все наблюдают. Были случаи, когда закидывали камнями.

Это не видел, это видели мои друзья, знакомые, кого я знал. Закидывали двух женщин, по-моему. За прелюбодеяние закидали.

Закидывают насмерть только. Не так просто, камнями побить. Насмерть.

В роликах, в видео этого не было. Этого я не видел. Про это рассказывали. Это было тоже где-то на площади возле рынка. Это было в 2014-м, наверное.

Это было в Сирии. Ну, в то время ИГИЛ, да и сейчас. Не знаю там, что творится с границей, но в то время граница же практически не существовала, прям, проезжали мимо бывшую границу. Её не было, просто пустырь. Сравняли с землей просто. Холм, обычная дорога. Кто хочет, ездит туда-сюда. Формально вот это Сирия, вот это Ирак. А так это общая территория, как будто ты из Дагестана в Астрахань поехал. Ну да, блокпост стоит на выезде из города. Не прям на этой бывшей границе, а там, не далеко Шаддад находился — сирийский городок.

Были, когда захватывали в плен.

И у амиров, и у рядовых. Можно было покупать это все.

В основном, только они и были наложницами, их и продавали.

Рынок не видел. Там рассказывали, что в такое-то время, в такой-то день, можно пойти покупать, будут продавать. Где-то, в каком-то городе. Но для меня это интереса не представляло.

Да, знаю людей, у которых были наложницы. Вот, один парень был, египтянин, у него была наложница, молодая девушка, лет 18-19. Были и женатые, которые наложниц брали.

Езидка. В наложницы брали в тот момент только езидок, потому что из шиитов брать в наложницы нельзя.

Нет, ну, это с позиции до ИГИЛа. Они их считают вероотступниками. Они говорят, что шииты — вероотступники, то есть, перестали быть мусульманами, но раньше были. Кто был прежде мусульманин, их нельзя брать. А езиды никогда мусульманами не были, их брали. И вот этот парень, египтянин, он ее не трогал. Он был женат, но он был такой религиозный парень, в этом плане очень образованный, знания большие были у него. Его, кстати, тоже впоследствии за такфир, за то, что такфир вынес, казнили. Он тоже хотел уехать, но не смог.

Расстреливают. Этой девушке он делал дагват (призыв к исламу. перевод термина по islam.ru). В итоге она приняла ислам. Потом он ее хотел выдать замуж за кого-нибудь. Ну, не приняла ислам, она, в том понимании приняла его призыв. Он ее освободил, сказал, что все, ты не рабыня, я, как твой опекун, тебя выдам замуж.

Да, очень близко знал, я с ним дружил. Я сильно переживал, когда узнал, что он умер. Потому что он тоже хотел выехать. У нас с ним... Он тоже какие-то моменты объяснил мне в плане моих заблуждений, да. И в плане заблуждений ИГИЛ.

Да. Про него и девушку я знаю хорошо. Она была молодая, была девственницей. И он искал, того, кто хочет жениться. Но в тот момент в тюрьму попал, весь этот бардак начался. Он собирался ее отдать замуж, найти человека, которого он одобрит.

Был мужчина взрослый, тоже египтянин. У него была наложница, взрослая женщина, красотой тоже не отличалась, но у нее было двое детей маленьких. Тоже он не издевался, как бы, он ее на цепи не держал. Один раз, правда, она хотела сбежать, ее он поймал, побил. Но потом к ней нормально относился... Сейчас показывают, что раз наложница, значит ее держат в скотских условиях, бьют, пытают, на цепи держат или в хлеву. Нет, она была у него как домработница. Я у него в гостях, когда бывал, видел. К детям он тоже хорошо относился. Не как к родным детям, у него был сын 16—17-летний. Но к детям тоже все хорошо относились, как детей нянчат, с детьми сюсюкаются, точно так же он и все остальные... Я не видел, что она такая, прям несчастная. Ну, наверное, да, не наверное, а наверняка, ей больше хотелось бы к себе, к родным, на родину, чем там.

Наложница — это не сексуальная рабыня. Это рабыня, невольница. То есть, она помимо своей воли находится.

Нет, наложница, это невольница, то есть, раб. Раб, он помимо своей воли, да, вступает в рабство. Его принуждают к этому.

Может быть, да. Если ее в плен захватили, она будет наложницей. Опять-таки, это не значит, что к ней будут плохо относиться. Если она не будет драться, пытаться убить своего хозяина, владельца, не будет сопротивляться, то к ней будет человеческое отношение. Наложница — это не значит, что у нее нет никаких прав. У наложника тоже свои права. То есть, человек обязан, кто владеет рабом, не только женщиной, кормить, одевать, крышу над головой дать. И не должен просто без дела, просто так пытать, бить, избивать ради своего удовольствия. Это запрещено в исламе. То есть, раб, не только женщина-наложница, мужчина-раб, дети...

Наверное, ей сложно будет пожаловаться, если он, к примеру, будет ее держать дома... Есть случаи, были, наложница приняла ислам, приняла его призыв.

Да. Приняла его призыв, соответственно, все, у нее права уже резко повышаются, несмотря на то, что она была езидка, ее взяли в плен.

Вот этот случай я, честно говоря, не знаю. Я в этом плохо разбираюсь. Там есть такое, что рабов-мусульман в прежней истории, их освобождали. Но это то ли принудительно, то ли по желанию хозяина. Или он обязан, или он может. Я не знаю. Но, опять-таки, если раб принимает ислам, однозначно, прав у него уже гораздо больше, нежели у немусульманина-раба. Но немусульманин раб, опять-таки, имеет свои права, которые владелец не имеет права нарушать.

Наверное, как-то... Если он какую-то работу на улице проводит, он, может быть, может заявить, когда рядом мусульманин проходит: «Вот, меня ущемляют». Я не знаю.

Я не сталкивался. Таких случаев там не было. Там мужчин рабов не было. Дети-рабы, они не работают. Детей просто как своих воспитывают и растят их там, призывают к своей религии. А женщин используют как домработницу, в сексуальном плане — наложницу. А рабский именно физический труд, такого там... Там не было необходимости физического труда, соответственно, сегодня же никто не возделывает поля, техника есть везде. Дома строить? Уже есть дома. Дома никто не заставляет строить.

Наш джамаат участвовал именно в Синджаре. Но не в операции.

Да, курды, среди них и езиды. У нашего джамаата там была задача, рибат держали. Операции там не проводили. Захватили этот город еще до того, как мы туда переехали. Его захватили какие-то другие джамааты, и там часть маленькая, совсем маленькая, огрызок, несколько улиц, маленький квартал от города остался под контролем курдов. Мы пришли, уже на готовое, скажем так. И шли именно рибат держать.

Там группы были, которые сменяли друг друга периодически. 10 дней, две недели. Приблизительно такие сроки.

Я никого не знаю. Но, конечно, это игиловцы же захватили.

А старых женщин тоже уничтожали, да, говорят?

Это неправда. В исламе такого нет. Есть обряды ИГИЛ, идеологических моментов они не знают, не выполняют, поэтому они не в исламе. Но обряды из ислама, намаз, шариатские какие-то в законодательстве моменты, невольничество, захват рабов. Их выполняли по правилам. Нельзя вот так вот...

Кто воевал, тех убивали. Врагов убивали, оставались женщины, их взяли в плен.

Не убивали никого. У этого человека, взрослый человек, у него тоже была наложница немолодая. Я видел ее лицо, она красивой не была.

Да, у которой двое детей, про которую рассказал.

Я про это ничего не слышал, я не знаю.

Конечно, общались. Активно общались, были приятели. Да, сосед был у нас. Вот у этого чеченца, который из Махачкалы приехал, у него сосед местный сириец, он в гости приглашал.

В Табке. Он жил в одном подъезде с ним, приглашал в гости. Ходили, он там угощал.

Нет, он пригласил в гости, приходите на ужин, буду вас кормить своей сирийской едой. Пригласил, пошли, покушали, общались с ним ... С ним такие, близкие, хорошие отношения были, приятельские. Мороженым потом угостил. Но мороженое сирийское мне жутко не нравится. У них у молочных продуктов, горелый вкус. Они передерживают его на огне. Очень невкусно. Я с трудом съел, чтобы не обидеть его, пришлось в рот насильно заталкивать. Потом уже они подстроились, эти бизнесмены на рынке, сделали кафе-мороженое именно для европейцев, ну, для несирийцев. Что бы мы ели мороженое, к какому привыкли.

Не помню. Был другой сириец, учитель русского языка. Мы с ним тоже общались. У него на рынке был магазин, потом выяснилось. Мы с ним познакомились в городе, потому что он русский язык знает. Потом сблизились, у него оказался магазин, он там одеждой торговал. Со мной в тюрьме сидел один фармацевт, учился он в Харькове, учился потом в Армении, в Молдавии. Русский язык очень хорошо, прям идеально, знал. Из Раки был, сириец. С ним тоже общались, интересно было.

Были и такие, кто хотел вступить. Большая часть мирного населения, своей мирной жизнью жили, своими делами занимались.

Нет, я ведь говорил. Ну, с позиции ИГИЛ, да. Всех они мусульманами называли. Вот был парень, мой ровесник, с Табки, когда мы приехали туда. Он тоже к нам в джамаат зашел, так активно помогал осваиваться на месте, с поиском жилья помогал. Был там начальник аэропорта Табки. Раньше он там был главный. Но потом, видимо, когда война началась, он сбежал оттуда, ему не понравилось что-то. Он встал на сторону, вот...

Нет, не ИГИЛ. Еще до ИГИЛ он оттуда ушел. Он стал, напротив, на сторону сирийцев, которые против Башара воюют. Всех, кто против Башара. Он ни в чей джамаат не вступил, но он перешел на другую сторону, против Асада. Уехал, оставил, сбежал ночью как-то из аэропорта, он в нескольких километрах от города. И в городе жил. Потом уже, когда ИГИЛ планировал операцию против аэропорта, он активно помогал, все про позиции рассказывал, свой опыт передал, потому что он там главным был какое-то время. Тоже свой вклад внес в захват этого аэропорта.

Я приехал в конце лета 2013 года. И вплоть до начала 2014-го там находились. Началось нападение на ИГИЛ 2 января 2014 года.

Да, выясняли, есть ли члены ИГИЛ, если есть, то либо расстреливали, либо крутили сразу, скручивали. Даже женщин. Если знали, где дома игиловцев, просто где семьи жили, дома штурмовали. Забирали женщин с детьми, мужчин. Очень много в то время перебили и закрыли людей, забрали.

Сирийская свободная армия (ССА), Ахрар аш-Шам (Союз салафистских бригад, объединившихся для борьбы с Асадом. Террористическая организация, запрещенная в России — прим. «Кавказский узел») и прочие группы. Но Джабхат ан-Нусра в этом не участвовала, они в стороне наблюдали, говорили, что мусульмане воюют с мусульманами, надо прекратить, не нужно этого делать. Реальную помощь никому не оказывали.

2 января это началось одновременно во всех городах, по всей Сирии, везде, где был ИГИЛ. В то время у ИГИЛа не было каких-то своих территорий. Они, как и все остальные группы, располагались рядом с другими группировками, потому как друг с другом никто тогда не воевал, все воевали против Башара Ассада, только с ним. 2 января начали штурм. Люди вышли (с районов), где было мало игиловцев, слишком мало сил. Они вышли оттуда и собрались на одной территории, это, как раз Ракка, Табка, те места.

Мы были в то время в окружении в пригороде Алеппо, не могли выйти и выехать. На нас наступали все остальные: Джейш аль-хурр (Сирийская свободная армия), демократы и другие исламизированные группировки — Ахрар аш-Шам и прочие. Каждый день пытались они наступали на нас, на наш город, пытались пробить.

Территория у нас из двух пригородов состояла — Кафр-Хамра или Харитан, они друг к другу вплотную прилегают по обе стороны от главной трассы, которая в Алеппо идет. В принципе весь город был под нашим контролем. Остальные пытались нас выжать, выбить оттуда. Но так как было некуда идти, приходилось обороняться, играть на опережение. У нас были штурмовые группы (отряды), которые тоже штурмовали врагов. Все было с целью коридор пробить и выехать на территорию ИГИЛ, на большую территорию.

Да. В общей сложности это заняло где-то два месяца.

У нас все-таки тоже были силы. Танк даже был, причем трофейный. Когда их отбили, захватили танк Т-72. Были зенитные установки, была пушка. Какая — не помню уже, по-моему, 58-я она называется.

Нет, она на пикап не встанет. Это большая пушка, она уже на грузовик устанавливается. На пикапах пулеметы крупнокалиберные, зенитные установки.

Есть ЗУ, зенитная установка, она с военных времен, по-моему, с 40-50-х годов, 23-й калибр.

Да, советская, ее на пикап можно ставить. Крупнокалиберный пулемет, 22-го или 23-го калибра. Бывали сдвоенные: два пулемета в паре работают. Их ставили на пикапы, а пушку уже на грузовик.

Штурмовики коридор пробили с большими потерями. Потом уже колонна образовалась: автобусы, машины, очень много людей было, женщин, с семьями. Я сказал бы, наверное, десятки машин, несколько сотен человек в общей сложности выехало.

И автобусы были. Были еще, помимо штурмовиков, и те, которые держали рибат. Они охраняли боевые позиции. Так как рибат нужно было со всех сторон держать, много было точек, соответственно, людей тоже было очень много. Много человек набралось, и колонна была большая, в итоге выехали. Может быть, сотня, может быть, пара сотен машин, сложно сказать, это было давно, и я сам не объезжал всю колонну.

Несколько часов, чуть ли не всю ночь, Коридор был длинный. Сколько — сложно сказать.

Умар аш-Шишани и его штурмовые группы, они снаружи, с внешней стороны коридор пробивали, потому как слишком много было врагов на протяжении того пути, что нам надо было пройти. Было нереально нам пробить его полностью. Вот с обеих сторон: мы — изнутри, они — снаружи, извне пробивали. Когда уже пробили коридор, сомкнулись друг с другом, вышли друг на друга, уже вот так вот, размеренно, планомерно, разом все вышли.

Ну, общую картину не скажешь, насколько хорошо. От амира зависит, грубо говоря. Как он спланирует, так оно и идет. В 2014 году были бои за Кобани. Это не одна атака, единоразово. Бои за этот город шли ожесточенные. И там реально положили несколько тысяч человек именно со стороны ИГИЛ. Причем амиры, говорили, что мы сюда приехали джихад делать, мы приехали умирать. План нам этот не нужен, будем брать, идем в атаку.

В лобовую. Закидывали мясом, грубо говоря, я не знаю, как это еще сказать. Пушечным мясом, закидывали телами.

Нет. я такого не заметил, не слышал даже. Тут зависит от места. Просто в некоторые местах арабов больше, в других местах неарабов больше. Поэтому я не сказал бы, что там целенаправленно именно арабов, или, напротив, кавказцев и азиатов истребляли, а арабов берегли.

Да, я пример по неподготовленности привел — Кобани. Там телами закидывали, в результате не закидали, не хватило их, наверное, не знаю. Были случаи, когда очень хорошо готовились к операциям. К примеру, вот этот чеченец, с которым я поехал, он в нашем джамаате в какой-то период был военным амиром. В джамаате около сотни человек.

Когда умер этот узбек, который был амиром джамаата, амиром стал Сейфуль-Ислам. Племянник Евкурова, амир джамаата всего. Он назначил военным амиром этого чеченца.

Да, чуть раньше меня. Но он в военном плане немножко соображал, я говорил, он снайперское дело немного знал, служил в армии, в спецназе ГРУ, по-моему. Но он разведчиком не стал, он просто отслужил, а уже потом, говорил, ему предлагали дальше или в ФСБ, или в ГРУ дальше идти по карьере. Но он отказался. Ну, и навыки у него такие неплохие были.

Он со снайперской винтовкой умел хорошо обращаться, пристреливал, я видел, на тренировках, на стрельбище он стрелял. И в деле, в планировании у него тоже голова немножко соображала. Кстати, операция когда была, 17-я дивизия под Раккой находилась, там в нескольких километрах военная часть. Там асадовские сидели, часть в окружении была, но не могли взять. Они хорошо окопались, профессионально. Взять не могли. В какой-то момент руководство сказало: все, надо брать. Начали готовиться. С трех позиций нападали на нее.

Был главный амир, да. Не амир нашего джамаата. Нашему джамаату только одну позицию дали, точку. И двум другим джамаатам еще две позиции. Над этим тоже был военный амир региона Ракки. Умар Шишани его назначил, и он там руководил, именно в этом регионе. Соответственно, он руководил этой операцией. То есть, главный военный амир — он, военный амир на нашей позиции — вот этот чеченец. С нашей позиции было, именно в плане атаки, сложно эффекта неожиданности как-то добиться. Потому что канал проходил. Канал широкий, просто его не перепрыгнешь, проходил перед частью, защищал ее.

Да, канал, вода по нему шла. Недалеко там села, поля сплошные засаженные. И вот эти каналы. В Сирии очень много таких мест. Даже дорога. Полпути от Табки до Ракки — вдоль дороги такой же. При штурмах часто любят использовать машины самоподрывников, смертников. Канал эту возможность исключал. Тогда амиру пришло в голову, что надо грузовик многотонный, начиненный пустить по нашу сторону, вдоль канала. То есть, по берегу, вдоль канала машина ночью поехала. И нажал кнопку смертник саудит. Взрыв направленный был. Очень сильный эффект получился. От взрыва погиб полковник, командир дивизии. Видимо, это тоже панику вселило в военных. Потом штурмовые группы после взрыва с нашей стороны пошли. Штурмовики, их было немного совсем, человек меньше 20 от всей группы.

Именно из нашей точки, из нашего джамаата. Наш джамаат именно на этой точке. Из трех одна точка была в нашей ответственности. Они пошли в атаку, кого-то постреляли. Те уже реально в панике. Они просто побросали оружие и побежали, да. Дивизия большая, они в центре начали концентрироваться.

Оставили позиции и ушли. В этой атаке задачей было захватить эту точку штурмовикам. Штурмовики точку захватили. Ни одной потери не было. Хотя там очень серьезно были они окопаны. Это было лето 2014 года, эту позицию дивизия держала более полутора лет. Там ведь еще и Джабхат ан-Нусра, и ССА были. Не могли брать эту позицию. Никто не мог ее взять. ИГИЛ тоже не предпринимал попытки атаковать. Просто рибат держали, охраняли это место, не давали им выйти.

Да. Вот, без единой потери взяли эту точку. Ребята уже воодушевленные, инициативу решили проявить, и дальше пошли. Уже брать те позиции, которые там. И там уже 2-3 человека были потери с нашей стороны. Они (ассадиты) еще дальше отошли. С других позиций тоже очень успешно все прошло, с других точек. И очень эффективно ночь прошла. Перед этим еще минометом обстреливали, работали ДШК, Шилки, ЗУ-шки.

Зенитные установки. На пикапы которые ставят сдвоенные, 23-й калибр. А ДШК — это 12,5. Так эффективно ночь прошла. Потом днем уже дальше обстреливали позиции. Потому что днем там не вариант, потому что все это равнина, да, равнинная пустыня. Атаки только ночью проходили. Соответственно, решили ночью атаковать. Ночью, уже когда дело до атаки дошло, выяснилось, что асадиты полностью бросили свои эти позиции. Они просто ночью, сквозь эти рибаты, потому что поле большое, ночью не видно, места очень много, они просто ушли в пустыню. Все 17-я дивизия была полностью в наших руках.

Когда ушли в пустыню, соревновались группы на пикапах, начали в этой пустыне догонять и добивать сбежавших. Это сафари по-сирийски так сказать. Там несколько сотен человек. В общей сложности 200-300 человек, по-моему.

Погибли на позициях. И кого догнали, добили, в общей сложности человек 200-300.

В плен брали только тех, кто до боя добровольно сдавался. В ходе боя, даже когда в пустыни кого догоняли, убивали. Там тоже поля, какие-то маленькие могли быть, небольшие кустарники, заросли мелкие. Когда игиловцы прочесывали поля, асадиты боялись им в руки попасться, поэтому сами себя подрывали. Я видел тела там, два тела. Просто идут люди, где-то взрыв. Не поняли, что за взрыв, резко туда, там кустарник, два тела лежат, у них эта граната разорвана, грудь раскрыта. Они прятались, они видели, что сейчас, вот, через пять, буквально через сто метров их настигнут.

Пытать не стали бы, но им отрезали бы головы.

Ну, не всех подряд... Очень часто просто расстреливали. Но иногда, если живой кто-то в руки попался, там желающие находились по-любому, которые хотят голову отрезать. Если находился такой, то никто не возражал, чтобы пленному отрезали голову.

Это даже не как ритуал. Это не обязательный ритуал. Я не знаю. Наверное, у людей вот этот азарт, вот, ненависть к врагам. Не знаю, почему.

Мне приходилось видеть отрезанные головы и тела без голов. Когда 17-ю дивизию захватили, многие тела перевезли в Ракку. Там Ракка в нескольких километрах. Эти тела привезли, в центре города площадь. Одна из центральных площадей. Там кафе много, людей много ходит, рынок большой рядом. И в центре клумба круговая и ограждение. Военные привезли эти тела, рядом бросили, головы насадили.

Да, на забор, на колья ограды.

10-20, может.

Зрелище не очень приятное. Я не пожалел этих людей, потому что это война, это враги. Но, вот резать головы — это не моя тема. И омерзительно, и неприятно мучать человека. Если он враг, убей его выстрелом. Там, на самом деле, все эти 20–30, ну, не 30. 20, наверное, было.... Это не у всех у живых отрезали. Просто у мертвых тел уже отрезали, показали.

Это для местного населения. Не все, но многие порадовались, что часть, наконец, взяли. Они рассказывали, именно не военные, а мирное население, что еще до ИГИЛ... Там вот этот полковник или генерал, кто он там был, которого взрывом снесло, был достаточно жестокий человек. Они там беспредельничали. Они могли в город выехать, женщин забирать, насиловать. Мы сейчас говорим, да, жестче всех ИГИЛ, но, тем не менее это никак не обеляет, не идеализирует асадитов. Они похлеще будут. Тоже не такие уж прям пушистые. ИГИЛ, по крайней мере, никогда изнасилованием и пытками не занимался. Пытка именно врага, который шпион, выбивать признание — это одно. Но так просто, ради удовольствия пытками заниматься или чтобы свои потребности, женщин забирать и насиловать из своего же населения. Про наложниц не говорим, это другая тема.

Никаких действий, ничего там не происходило. Новый джамаат собирался там, новые приходили, на муаскаре обучали. Не то, что не воевали, даже рибат не держали никогда. Так и не понял, чего он хотел.

Его видеоролики... он был кинозвезда. Он без конца снимался. Народ набирал, но сам воевать — не воевал. Потом, когда мы уже ушли, они на тюрьмы нападали там, в Алеппо, он вынужден был проводить амалию — спецоперацию. Нападать, воевать с асадовскими, потому что люди уже начали возмущаться: «Почему мы джихад не делаем, ездим просто туда-сюда, развлекаемся, шаурму кушаем, на базар ездим и ничего не делаем». Очень многие уходили в ИГИЛ по этой причине. Ну, он уже был вынужден провести операцию. Только поэтому он уже, собственно и погиб. Не в первой операции, или на второй, или на третьей.

Да и проповедником он тоже не был.

Да, мотиватором был. Просто это было слово, но не было дела. Должно быть: слово, дело и третье в сердце — убеждение. Он призывал эмоционально. Вот, мусульман притесняют, убивают, приезжайте, помогайте. Но с точки зрения шариата он больше ничего не объяснял. Он сам человеком был... Он же прежде в тюрьме сидел, он реально был жулик. Он человека с полувзгляда прям, по тюремному жаргону, «выкупал». Понимал, кто это. Насквозь видел человека. Он тебя знает и понимает, какой к тебе нужен подход. И говорит тебе то, что ты хочешь услышать, чтобы тебя привлечь. Другому он говорит то, что он хочет услышать. Уже совершенно другое. Знаний у него совершенно никаких не было. С точки зрения ислама он полный ноль. Невежда, джахиль, по-арабски.

Ушли со скандалом, с ними разругались. Я в то время считал, что все эти мусульмане, все группы исламские, делают общее дело. Воюют с Башаром, совершают джихад. Не должны быть мусульмане по отдельности. Должны объединяться, не должны быть порознь два джамаата. Если есть два маленьких джамаата, то должен быть один большой джамаат... Сейфулле, когда говорили: вот надо туда входить, у нас маленький джамаат, а вот большие. Либо выбери сам. Хочешь в Джебхат, хочешь в эту иди. Мы считаем, наверное, надо в ИГИЛ идти. Тот, нет, не пойду. Тех, которые начали уходить. он объявил фитночами — смутьянами.

Были ребята, которые приехали из Саудии, учились в Египте. Вот как раз они эту тему проталкивали, что надо заходить в большие джамааты. На то время большими джамаатами были Джебхат ан-Нусра, именно как более исламизированный, и ИГИЛ. Они ездили к их к шейхам. Спрашивали у джебхатовских и ИГИЛовских — вот, что вы делаете для шариата? Какие ваши основные идеи? ИГИЛ говорит: мы приехали здесь делать джихад, устанавливать шариат, провозглашать и освобождать территорию от Башара, делать общее дело, халифат восстанавливать. Шейхи Джебхат ан-Нусры говорят, мол, мы пришли освободить местное население. Освободить землю, дать территорию. А дальше пусть местное население решает, владельцы земли дальше думают, что им делать... То, что Джебхат сказал, с точки зрения ислама, совершенно неправильно. Потому что там немалая часть населения была за демократию, за Сирийскую свободную армию. Многие по этой причине пошли в ИГИЛ.

Да, скандал так и получился. Мы ушли, следом начали уходить от него люди в ИГИЛ.

Это был конец 2013 года. В январе началась заварушка, вся эта каша. Еще два месяца где-то мы отбивались. Были в окружении. Вышли оттуда в конце февраля, начале марта.

Да. Выезжали мы в то время, когда были уже в составе ИГИЛ. Мы даже не знали, что у них своя территория, у ИГИЛ. Уже своя земля, где нет других, кроме ИГИЛовцев. Мы приехали, мы были в шоке. Тогда еще ИГИЛ называл себя Исламское государство. Он еще не назвал себя Халифат, но это было по факту государство.

До нас ушел узбек. Он арабский знал, изучал религию в Саудии. Это с него началось, вот этот переход в ИГИЛ. Потом мы ушли. И так группа небольшая собралась. Он обратился к какому-то амиру ИГИЛовскому в пригороде Алеппо. И сказали: вот, мы к вам, принимайте, собственно.

Со мной вышел на связь мой товарищ.

Я не помню.

Только где Wi-Fi, интернет-кафе.

Да, я в это время был в Ираке, ходил в интернет-кафе.

Сомнения, да. Но они так сильно мне в голову не зашли, просто, я, когда читал статьи об исламе, я понимал, что-то чувствую себя как-то странно. Но не осознавал, глубоко не размышлял над этим. А вот этот товарищ заставил меня над этим поразмышлять.

Да. Я вынес, понял, что я нахожусь в куфре все это время, что я не был в исламе, что если бы я умер там в таком же таком положении, то умер бы я не шахидом, как думают все эти боевики заблудшие, а умер бы именно неверным. И попал бы прямиком в ад.

Я там уже находился полтора года... Страх смерти все равно он есть. Даже когда в городе живешь, рядом, бывает, в тылу самолет пролетает, и он какую-нибудь позицию, базу игиловскую, штаб-квартиру бомбит. Если ее дрон определил, беспилотник, то потом прилетает самолет и бомбит это место. Это место находится в городе.

Нет, это я говорю про коалицию, когда ИГИЛ, игиловские тылы бомбили, это в основном были силы коалиции. Ну, Асад бомбил, он просто куда попало стрелял, без разбора. Он не разбирал там мирное население, немирное. Но страх смерти все равно есть. Хоть я и думал, что если умру, попаду в рай.

Да.

Я и прежде хотел оттуда уехать. У меня было желание оттуда именно выехать в Турцию, с семьей как-то решить этот вопрос: либо обратно возвращаться, либо... Так-то не было плана конкретного. Было желание у меня уехать, но вот именно этот вопрос фундаментальный, он меня очень сильно подстегнул и реально заставил. Тогда уже было страшно умирать. Не в момент, когда что-то бомбят, а именно когда в спокойной обстановке живу, мне было страшно... Я понимал, что мне надо оттуда уже уехать и изучать религию, потому что у меня большие проблемы в познании основ своей религии, фундаментальной позиции.

Я не знаю, я не могу знать, что попаду в рай, потому что...

Да.

Ну, я сейчас не веду джихад военный ни с кем, это вот шахиду грехи прощаются, если он реально умер шахидом. Об этом никто не знает в действительности, кроме Всевышнего. Только ему все остальные грехи могут быть прощены, прощаются. Если просто человек, допустим, под машину попал или еще что, неизвестно, что с ним будет, где он окажется. Нельзя быть человеку уверенным, только за одну эту уверенность, самоуверенность человек уже может быть наказан и не попасть в рай за то, что он уже решил для себя, что он заслужил рай. Его, я не знаю, наверное, еще не заслужил, надо поклоняться и много чего еще исправлять в себе.

Тогда у меня друг был, который со мной вместе был, который и сбежал оттуда прежде, из Турции он мне написал. Я понял, вынес такфир и...

Нет, вынес — это ты для себя должен понимать. И потом пообщался с другим своим другом, он тоже со мной согласился. Мы с ним приблизительно одинаково мыслили в этом направлении. И он тоже все это понял и решил, что надо искать дорогу в Турцию. С такими намерениями мы уже поехали. Мы были в Ираке, поехали в Сирию.

Это был конец марта, начало апреля 2015 года. Собственно, приехали мы в Сирию. Там мы нашли своих старых знакомых, встретили ребят из Центральной Азии, с ними пообщались. Они, оказалось, что тоже на такой же позиции, как и мы.

Момент так совпал, наш джамаат переехал в Мосул. А мы в боевых этих группах не состояли, но числились в этом джамаате, другие поручения мы выполняли, не воевали. Поэтому у нас не было такого расписанного графика, чтобы вот отправляться туда на позиции и нести заставы, охранять, рибат держать. И в этот момент мы еще пока не переехали. Постепенно вещи собирали. И этот парень, он семейный был, ребенок и еще беременная жена была, в положении. И у меня были деньги. Переехали мы в Табку сирийскую. Сняли квартиру, так как у него жена была. У него как раз еще родилась двойня. У него была девочка 2–3 лет, еще двойня родилась, тоже девочки. И ему сложно было с этим совсем. Жена слабая, дети грудные. Сняли мы квартиру в Табке. И уже встретились с теми ребятами. Встретились с теми ребятами, оказалось, что они тоже дорогу ищут домой. Совместно пытались искать дорогу. Я попросил знакомого, чтобы он искал дорогу по своим каналам. Они тоже обещали там, эти ребята, узбеки, собирались с кем-то встречаться, кто-то им обещал дорогу там найти. Вроде как все должно там складываться нормально. И в какой-то момент договорились, что мы встретимся. Вот эти ребята должны были, узбеки, встретиться и потом уже с нами встретиться по поводу дороги домой и все рассказать. Но вот, уже не случилась эта встреча. Оказалось, среди группы была, «утка», спецагент этих амниятчиков — это спецслужбы, фээсбэшники, скажем так, ИГИЛовские.

Я слышал. Со мной в тюрьме иорданец сидел, он рассказывал, что если человек раскрыл именно шпиона, выявил шпиона, доказали, что он шпион, то ему очень хорошие премиальные светят. То ли 2 000, то ли 5 000 долларов. Это серьезная сумма. Особенно там. Поэтому они старались ловить шпионов. Больше всего, по-моему, в этом заинтересованы, в шпионах. Маленькое подозрение, то все, могли быть большие проблемы у человека. Я однажды тоже так чуть не загремел...

Меня не стали подозревать, я мог попасть под подозрение, когда вот этот товарищ, который уже вышел из ИГИЛ, он меня просил... Там был книжный магазин в Ракке, и там был словарь какой-то русско-арабский. Он просил меня в этот магазин сходить. Это редкая книга какая-то, и он вспомнил, что она там была. Просил он ее купить, забрать и вытащить с собой. Я, когда в Ракке был, этот магазин не нашел. И эту местность, улицу начал фотографировал, а мимо проезжала машина, остановилась. Там арабы находились, ИГИЛовцы, и спрашивают, почему я там фотографирую, и что я там делаю. Я в тот момент не придал этому значения, не знал всей этой волны шпионской. И негативно ответил, сказал, что хочу — фотографирую, не твое дело. Если какие-то проблемы, вызывай полицию местную, шариатскую. Им я скажу, зачем фотографирую, а тебя это не касается. Его эти слова тоже задели. Его что-то обидело, что я ему так резко, не очень вежливо. Тогда я понял, что погорячился. Ему объяснил, что меня попросили в магазин заехать, книгу купить, а я не могу найти, поэтому фото сделал. Конфликт был исчерпан, он уехал дальше. Потом уже, после тюрьмы, я понял, что если бы он к полицейским, как я предлагал, обратился бы и сказал бы, порекомендовал бы меня проверить... У меня уже были бы очень серьезные проблемы.

Не скорее всего, а точно бы оказался в тюрьме. И там бы уже мне пришлось доказывать, что я на самом деле не шпион. Скорее всего, серьезные методы они применили бы, чтобы доказать обратное.

Был там, племянник Евкурова. Двоюродный племянник президента Ингушетии. Евкуров Сейфуль-Ислам. Евкуров — его фамилия по паспорту, имя по паспорту другое, но звался он Сейфуль-Ислам. Даже вот в интернете недавно видел. Раньше его не было в розыске. Сейчас я его видел в интернете, он тоже в розыск попал. Фотография его там есть. Он уже погиб — полгода назад, год назад где-то.

Да, рассказывал, что он работал в охране своего дяди, президента. В какой-то момент увидел в интернете, что идет война в Сирии, что мусульман надо защищать. А у него и до этого были такие идеи, он парень отчаянный был. Смелый, храбрый. И он говорил, что я вот вижу, что мусульман в Сирии убивают, призывают видеоролики. Вот мне за них там обидно было. Тоже за них переживал и думал туда ехать, помогать.

Да, собственно, в охрану кого попало не берут. Их там обучают. Все эти темы, тактические моменты.

Местная была охрана. Это не было ФСО. Но все равно какая-то тактическая, физическая подготовка, обращение с оружием — все это он неплохо знал. Показывал — как слету с пистолета стрелять, прежние навыки демонстрировал.

Чтобы выстрелить точно, надо встать в позицию. Прицелиться. А они умеют сходу. Выхватил, как ковбой, и слету стреляет прямо в цель, в яблочко.

Мы с ним дружили. Он нравственный был, очень хороший парень. Добрый, искренний. С ним дружить было легко, к друзьям он очень хорошо относился, по-человечески. Говорил, что раньше хотел поехать во французский легион, (Французский иностранный легион — прим. «Кавказский узел») там воевать. Интересно ему это было. Он такой прям в этом плане... спортивный, крупный, такой, гиперактивный. Потом он переключился с французского легиона вот на эту тему, Сирию. Переживал за людей, местное население. Тоже там в роликах насмотрелся...

Да, они давали мощный заряд.

Он как-то спланировал этот свой побег с родины. Он говорит, в кафе заехал на машине, оставил машину. Потому что там везде кругом камеры. Тайком он поехал в аэропорт. То ли прямым рейсом, не помню. Кажется, прямым рейсом. Вот это уже сложно вспомнить. Но этот побег совершил. Это был 2013 год, приблизительно в одно время со мной, может быть, чуть пораньше, может, чуть-чуть позже. По-моему, чуть раньше меня он приехал.

Да, он был в джамаате Сейфуллы Шишани, как и я. Только жили в разных домах, в разных частях пригорода. Потом он семью свою забрал, жену с детьми. Тоже тайком. Ну, он рассказывал, что дядя был в бешенстве сильном.

Он, видимо, сам как-то с родными связывался. По-любому, связь с родными все поддерживали. Потом, через большой промежуток времени свою семью с детьми обратно отправил. В конце 2014 — в начале 2015 года примерно. Его семья потом в Ингушетию вернулась.

Да. Мы вначале были в джамаате Сейфуллы Шишани. Потом, через какое-то время, мы все ушли оттуда в ИГИЛ. Опять-таки джамаат — не государство ИГИЛ, а просто джамаат, параллельно там в пригороде. Здесь Джебхат ан-Нусра, тут Ахрар аш-Шам. В доме по соседству могут быть и Сейфулла Шишани, здесь рядом ИГИЛовские.

После. Уже после отъезда из Алеппо. У Сейфуллы он был полтора-два месяца, наверное.

Да, мы с ним каждый день виделись. Была общая кампания, общий круг в Алеппо. Затем он остался у Сейфуллы, а мы уже в ИГИЛ с этим чеченцем, с которым мы в Махачкале были, перешли. Мы с ним вместе как раз со скандалом ушли от него.

Мы жили в Табке, был там джамаат, амир был этот узбек. Это после того, как мы из окружения вышли, переехали. У нас был там макар, было много семейных. У Евкурова была отдельная квартира. Женатым выделяли квартиры. Жили там, через какое-то время пошла волна, даже в интернете тоже про это я видел, в СМИ, не в ИГИЛ, а в российских СМИ, я видел эту тему, там обсуждали, или на форумах, что группа готовилась, чтобы отправить ее на Кавказ. И он в эту группу тоже вошел, Сейфуль-Ислам, племянник Екурова. По это причине он и отправил семью обратно.

Да. Он собирался туда ехать.

Я знаю, это не вранье. Я рядом был, это все видел.

Я не хотел. Я считал, что не нужно ехать на Кавказ.

Он хотел, они же специально диверсионной группой готовились. Но это, опять-таки, очень тяжелая работа, суровые там ребята. И физически очень выносливые должны быть. Я был далеко не такой.

У них была группа, люди, которые хотели именно у себя на родине это продолжать дело.

Вот этого не знаю. Они подробности держали в секрете. Не знаю, может быть, 20–30. Может, 40. Может, они вообще там сотню готовили, разные группы.

Они не в аэропорту себя взрывать собирались, они собирались, не знаю, может быть, в группе по 5–6 человек, какие-то диверсии проводили. Не просто аэропорт или вокзал взорвать. Наверное, убить кого-то, нападать собирались на какие-то полицейские участки. Просто диверсионная группа, а конкретно, я думаю, уже там на месте ими начали бы управлять и командовать, и решать, кому и что делать. Потому что тогда готовилось это. Они просто собирались в группы, подготовкой занимались. Именно взрывников готовить, там физическая подготовка усиленная. Чем завершилось, не знаю, по-моему, стухла эта тема. Потому что это совпало так, что я уже в тюрьму попал. Именно поэтому я не знаю, чем это закончилось.

Да, что он сам едет туда. Они все ехали туда, уже люди готовые к тому, что они там долго не проживут. Они там собирались совершить серьезные операции, соответственно, были готовы, что там их убьют. Соответственно, он жену отправил, он с ней попрощался. И отправил жену.

Один раз.

Большинство считали, что есть Халифат. На то время они объявили себя уже Халифатом. Есть Халифат и его надо расширять. Не нужно какой-то группе откалываться, отправляться в другое место оттуда. Когда-нибудь туда придем, вот так считали.

Да. Через какое-то время тоже он ушел от Сейфуллы в наш джамаат. Амиром тогда назначили этого узбека.

Да. Там большая часть тоже узбеков тоже у нас. У нас было несколько кавказцев и большая часть узбеков. И, вот этот узбек, он тоже был амиром.

Он был подготовленный, вы чувствовали себя вполне боеспособным джамаатом?

Он как военный человек вообще был никакой. Он был именно в религиозном плане знающий человек, с точки зрения ислама.

Застал.

Они же не уехали в Боко харам.

Людям, которые не могут приехать, они говорили: «Делайте джихад там». То есть им официальное разрешение дали, а не сам человек решил... Ты захотел, уехал, — так не может быть, тебя никто не отпустит. Амиры протолкнули эту тему, им дали официальное разрешение, и те стали, набирать и готовить группы.

Скорее, да. Как мне со стороны видится. В реальности я не знаю, конечно, что там происходило. Но со стороны, как мне кажется, на тот момент все считали, что так и есть. В ИГИЛ тогда сказали, сделали обращение: присоединяйтесь к нам. Делаем Халифат, вы тоже вступайте в Халифат, получите от нас помощь. Те амиры, на тот момент кто был? Я уже не помню имени его, дагестанец был. Мне кажется, ему не понравилось, что из его рук ускользает власть.

Почему не был успешен? Соответственно, амир отказался войти в ИГИЛ. Но другие какие-то под ним амиры каких-то ячеек всего Кавказа, но по большей части Дагестана, они посчитали, что он неправильно отказывается. И в диалог с ним вступили, что давай объяснять, решать вопрос, надо заходить в ИГИЛ. Если ты против, то мы сами туда зайдем. И зашли. Соответственно, это ему еще больше не понравилось. И уже энергия была потрачена на то, чтобы не допустить, чтобы другие за ними последовали. И те, которые последовали, там уже раскол внести. Соответственно, это был центральный «Имарат». Часть ушла в ИГИЛ, они были в разных регионах, между ними централизации не было. Не было, наверное, главного амира. У того-то все налажено после многолетней работы, протоптаны все эти тропы, уже знает, как и что работает. Есть ответственные люди.

Помощь они и без Сирии получали.

Быть-то был, наверное. Но по факту, я не знаю. Может, Аль-Каида ему помогала.

Кстати, да, помогали. Еще когда Умар Шишани не вошел в ИГИЛ... В начале 2013 года, когда я только приехал, на тот момент у него был с ними договор. И на тот момент они какие-то большие суммы отправляли в «Имарат Кавказ». Мне сложно сказать, какие там точно, сотни тысяч долларов.

Это обсуждалось, тогда не было конфликта с «Имаратом Кавказ». Не было необходимости это все разукрашивать, преувеличивать, за кого-то говорить, очернять кого-то. Отправлялись деньги. Опять-таки, я не могу это подтвердить, я просто на уровне разговоров это передаю.

В тот период тоже активно начали работать спецслужбы российские.

Но это был еще не ИГИЛ.

Мы с другом, чеченцем были, когда наш джамаат из Тель-Афара (город в Ираке) перевели в Мосул, перебазировали. Это было в начале 2015-го, в феврале или марте. Мы с другом перебрались, постепенно основная часть джамаата переехала. Некоторые остались еще, кто-то не хотел переезжать, кто-то только собирался. В это время со мной на связь вышел мой друг, который прежде был в ИГИЛ, но сбежал оттуда по причине того, что вынес такфир.

Он не стал сомневаться, он был убежден в том, что они не на истине, что они не являются мусульманами, что они заблуждаются, хоть и причисляют себя к исламу. И соответственно, они не являются мусульманами. Он вышел со мной на связь, мне эти некоторые позиции объяснил. Я на тот момент был готов к этому разговору. Если бы сегодня большей части людей, которые себя к исламу причисляют, объяснить вот эти же позиции, основы религии, которые мусульманин обязан знать... Если человек не знает и не практикует эти основы, то он не является мусульманином. Если начинать это объяснять, люди очень негативно это воспринимают, потому что очень сложно самому себе признать, что ты не являешься мусульманином на самом деле. Это самое сложное — признаться самому себе, что ты, оказывается, не мусульманин и не в исламе. А я был готов. Потому что я в интернете во всяких группах читал на эти темы всякие статьи, материалы «ВКонтакте».

Это было тоже в начале 15-го, в конце 14-го. Я читал на тему такфира, об основах Ислама, но глубоко в сердце это не заходило, на себя эту параллель не соотносил.

Да, именно научные, с точки зрения Ислама, шариатские научные материалы. Не просто там чья-то позиция, мнение, а вот именно доводы из Корана, из сунны Пророка, из его сподвижников, из заключений праведных предков, ученых общепризнанных, которые древние ученые эту позицию объясняли. Соответственно, я это читал, но не осознавал. Наверное, можно так сказать. И вот когда мой друг этот вышел со мной на связь, на эти же темы стал со мной говорить. И он начал объяснять, что я в эти параметры не вписываюсь, что я не практикую эти основы, поэтому я не являюсь мусульманином. И ИГИЛ точно так же не является исламским государством, и его лидер —аль-Багдади, и все амиры, и все их сторонники, их участники, шейхи, рядовые — не мусульмане. Точно так же и местное население: сирийское и иракское, все они не являются мусульманами. И тогда я осознал, что я, оказывается, не мусульманин. И там не идет исламская война, там не джихад, там просто одни немусульмане убивают других немусульман. И те ИГИЛовские боевики, которые умирали, они, как я понял и осознал к своему ужасу, они, оказывается, попадают не в рай, а попадают прямиком в ад навеки. Я очень сильно испугался. Понял, что пока еще жив, пока мне на голову очередная ракета не свалилась или бомба, то надо уезжать оттуда и изучать именно основы религии, чтобы узнать, что это такое на самом деле — ислам. И что надо делать, и что надо знать, чтобы быть мусульманином.

Нет.

Не всех. Поначалу, когда только волна пошла, волна такфира, тогда они очень жестко с этим боролись. Они убивали, расстреливали людей, казнили толпами. Счет на сотни пошел, уже чуть ли не на тысячи перевалил. Да, по-моему, даже перевалил за тысячу. Азербайджанцев, там, кавказцев...

Нет, казнь не видел.

Видео видел, это знаменитые видеоролики, я думаю...

Таких не видел. Была группа азербайджанская, тоже у них видео выходило, на русском языке. Их как такфиристов казнили. Но, заявили, что якобы они хотели нападать, и типа нападали, убивали, и за это их убили.

Ну, подтвержденных данных нет, конечно. Многие люди пропадали.

Нет. Кто воевал, убит — все известно. Он пошел на амалия, на спецоперацию, и не вернулся.

Пропал без вести, так всем известно. Человек, когда он уходит на операцию, все знают, что он идет на операцию. Он уехал воевать, он же не в одиночку идет воевать, организованно это все. А человек среди бела дня где-то пропадает, неизвестно, исчез как бы, где он. Либо потом были такие, которые исчезали, а потом их женам письма официальные отправляли, что ваш муж казнен. Ну, вот как на Кавказе люди пропадают. Откуда мы знаем, их убили, которые пропадают средь бела дня, которых потеряли? Ну все известно ведь, что очень многих людей средь бела дня спецслужбы без номеров, в масках, в затонированных машинах хватают. Человек исчез средь бела дня в неизвестном направлении. Был, и буквально через полчаса пропал со связи. Телефон молчит. И на Кавказе понятно, что это процентов 90 именно связано со спецслужбой, а не с тем, что какой-то грабитель кого-то в канаве прирезал, либо он утонул в море. Это всем понятно. Я думаю, такие выводы точно так же там складывались. Ну и очень много разговоров. И в тюрьме, и вне тюрьмы, что многих казнили, что многие исчезли. Исчезли те люди, которые выносили такфир.

Из тех, кого я лично знал, были казнены человек 10, наверное. Письма о казни женам отправили. Вот группа азербайджанцев. Я их лично не знал, знал амира этого, которого тоже казнили. Якобы он там выхватил автомат, хотел там стрелять, его потом убили. Много смертей было. Вот потом уже, когда это уже в серьезную проблему вылилась, в то, что много убитых, перестали казнить. Мне повезло, что оказался не числе тех первых, а уже потом, когда перестали убивать, а стали в тюрьму сажать людей и призывать их к покаянию и объяснять им какие-то заблуждения.

Мне сложно сказать. Я ведь не присутствовал там. Кто-то признавался, кого-то...

Я сразу признался. Меня спросили, был такой грубый достаточно допрос. Я в принципе и не отрицал, и сразу признался. Я выношу вам такфир, и все остальным.

Всем остальным, всему вашему государству, так называемому Исламскому. Я был в маске (в повязке), их ни разу не видел глазами, только слышал. Это странно будет, но, когда признался, услышал, что они заулыбались. Они были довольны, и ко мне интерес они потеряли.

Дело раскрыли, человек признался. Один из группы признался, оставалось остальных. Дело пошло. Соответственно, почему бы не быть довольными? Но ко мне интерес потеряли, соответственно. Остальных, как выяснилось потом, казнили. Когда я уже сидел в тюрьме, услышал, что их казнили.

Тех узбеков и друга чеченца? 10–15 человек.

Нет. Мы не были. Мы были двое: я был с этим чеченцем и те — отдельная группа была.

Да. Все-таки по факту, не знаю, назвать это группой — когда пошли разговоры, дорогу искать, надо вместе выходить, уезжать оттуда. Он вместе с ними обсуждали тему, что прежде чем уйти, надо сделать какую-то диверсию: убить какого-нибудь, напасть там, что-нибудь совершить.

Те узбеки. И, видимо, он вместе с ними. Либо они его подговорили, либо он их. Я не знаю. Но факт, что они эту тему обсуждали. Когда я услышал это обсуждение, я ему говорю, что не надо этого делать, у нас есть другие серьезные проблемы. Нельзя этого делать, надо нам выйти и изучать эти моменты религиозные, о которых я говорю, об основах религий. Это для нас самое главное. А не сейчас воевать с кем-либо. Но чеченец был немножко упрямый. Как я понял, их за это и казнили, за то, что они хотели, у них был план, именно диверсию совершить. Их всех казнили, кроме меня.

Вот я признался, что такфир был. И сказал, что приведите мне вашего шейха, пусть объяснит мою ошибку, расскажет мне, я поговорю с ним. Привели мне шейха, араба, он со мной через переводчика разговаривали, он мне объяснял.

Несколько часов. Потом я признался, сказал, это моя ошибка. Я признаю свою ошибку, я с вами согласен, каюсь. Вот так вот. Они сказали, все хорошо, молодец, мы за тебя рады. И это было в первый месяц моего заключения. Во второй месяц, не во второй, а последующие. В общей сложности я четыре месяца сидел. Последние три месяца я просто отбывал свой срок. Хотя я на самом деле и не знал, мне ничего не говорили, сколько мне сидеть, что со мной будет.

Это его жена была, да, когда мне нашли дорогу, нашли проводника.

Если бы я вышел бы, она осталась бы одна, у нее там никого нет.

Она тоже такфирила. Она не вышла бы замуж, ей нельзя выходить за них, они же мушрики, неверные, многобожники, не мусульмане. И она тоже хотела категорически уйти оттуда.

Нет, я сейчас с ней не общаюсь. Она замужем за одним, он тоже брат, мусульманин есть. С ним я иногда общаюсь.

Нет, он из Средней Азии. Он к ИГИЛу никогда отношения не имел. Он как раз из той группы, которые объясняли таким как мы, и таким, которые хотели ехать туда, эти заблуждения. Он один из тех.

Конечно, там женщине тяжело жить одной, тем более с детьми.

Да не только с рукой. Однажды, с товарищем мы ехали на машине, он не очень опытный водитель оказался. На большой скорости машина ушла с трассы, перевернулась, сделала несколько оборотов. Мы вылетели из окон, я со своей, он — со своей стороны. Повезло, приземлились уже на землю. Я правой стороной впечатался. Повредил локоть, плечо, кисть, запястье. Ушибы сильные, кости смещение, у меня там до сих пор шишка. Вот так и заросло, я должным образом не залечил это.

Да. В Мандбидже (город в Сирии — прим. «Кавказский узел») был врач, египтянин, но он, видимо, в России или в Советском Союзе учился, по-русски очень хорошо говорил. Известный врач, и хорошие отзывы. Многие к нему лечиться ехали, как и мирные, так и игиловцы. Я сказал, вот мне надо лечиться, плохо работает правая сторона, рука. Это и правда было. Я и сейчас даже, если отжимаюсь долго, у меня локоть болит. Если подтягиваюсь на турнике, плечо болит. Так что не наврал. Но в принципе таких больших проблем, на самом деле, не доставляло.

Вдовы получают.

Его убили, но они его убивают как мусульманина. Допустим, шпиона они убивают как немусульманина, казнят. Он не является мусульманином. Он шпион, работает на вражеское государство. А если его казнят за прелюбодеяние или за убийство, его как мусульманина казнят. Они его казнят, потому что так полагается по шариату. Но он для них мусульманин. Такферист тоже мусульманин, хоть казненный.

Платили бы как всем остальным, наверное, 50 — ей, 35 — на детей (на каждого). Но все равно это мало и тяжело. Одной с грудными детьми, — это очень сложно.

Я не знаю, наверное, очень сложно. Вряд ли.

Допустим, я, но я не семейный человек, живу в общаге. Грубо говоря, на макаре. Макар — общежитие, можно так сказать, база, штаб-квартира.

Нам? Зачем? Это как бы служебное государственное помещение, здание.

Живут в бесплатном общежитии. Но — памперсы, детское питание, смеси, одежда для детей. Это ж грудные дети, только родились, им несколько недель было отроду. Все равно живут, умудряются. Все равно семейный человек, допустим, целая семья. Муж, жена — 100 долларов в сумме, дети по 35, если несколько детей. Как-то выживают, но все равно это мало.

Не то, чтобы нельзя доверять. Есть такой момент, очень часто людей показывают, фотографируют. Я видел тех, которые умерли там, от них запах приятный идет. Запах миска. У него улыбка, либо такое спокойное, умиротворенное. Я видел это своими глазами. Не фотографии, не монтаж.

И в Алеппо видел, и в ИГИЛ, и до ИГИЛ. У Сейфуллы, там один, таджик был. Операцию проводили, БТР выстрелил, ему руку оторвало. Он умер. Лежит, улыбается. Запах, реально, вот этот приятный запах. Миск у меня дома есть, реально такой запах.

Запах, пахнет миском. Но пахнет от него, его запах, кровь такая.

Нет, нет. Там реально, когда тело есть, как будто на него ведро вылили. Когда ты помазался, такого запаха нет, вот от трупа, от крови, от тела, реально, на самом деле так. Это по факту я видел, своими глазами. Но я это никак не трактую. Это не значит, что он счастлив абсолютно, потому что...

Фотографии и не только фотографии. Там же свидетели. Они тело вытаскивают, они видят это, чувствуют запахи.

В Махачкале я читал, статья была, когда Саида Бурятского убили. Он в морге лежал. То ли про него, то ли про кого-то еще. Несколько суток лежит, чуть ли не несколько недель. И сотрудники говорят: «Заберите вашего этого». Он тоже улыбается, от него пахнет, приятный запах, что-то такое было. В исламе такие случаи были. Я не знаю, это достоверно или недостоверно. Это не было, по-моему, при Пророке, это было уже при Халифате, уже после, при праведнике, при мусульманах, в те праведные времена. Какого-то шахида выкопали, по какой-то причине надо было перенести могилу. И он как будто бы только вчера умер. Тело не разложилось, приятный запах. Еще есть, по-моему, аяты или хадисы, это достоверно, уже точно, что шахиды в Судный день будут пахнуть миском. В Судный день, но это не значит, что он умер, и в этом мире от него этот запах. Это об этом не свидетельствует, правильно. Конкретно сказано, что в Судный день от них будет запах миска, кровь будет пахнуть миском. Это есть. Но причем здесь сегодня, Судный день еще не настал.

Да, я это сейчас расскажу. Помимо таких тел, были еще тела. Допустим, игиловские тела, жара, лето. Там пекло, в Ираке, там еще жарче, чем в Сирии.

Я не знаю, какая температура, но там невозможно. Тем более люди, они же не в футболках, не в шортах, не в тапках, а в военной форме. На них эта разгрузка, которая весит несколько килограммов, с патронами, автомат, кто-нибудь с гранатометом. В жару они ходят. Жара очень сильная. Был случай, снайпер снял человека, убил. Он лежал, не могли снять его, забрать тело. Забрали только через 2-3 суток. Я видел это тело, как будто бы он только что умер. То есть, не закоченевший, мягкий, в жару не разложившееся тело абсолютно. Там никакого запаха, спокойное лицо, нет следов разложения. Абсолютно ничего. Как будто бы только умер человек. Буквально минуту назад.

Да, я его лично знал. В нашем джамаате был, узбек из Термеза. Имени не помню, но его знал я хорошо, этого парня. Тоже такой отчаянный, смелый, храбрый. Когда вперед на поле идет, не уклонялся. Про него так говорили.

Сам я не видел, потому что сам я именно в таких атаках не участвовал, потом он штурмовик был, я в штурмах в таких группах не участвовал... В это сложно поверить по рассказам, но, когда сам это ты видишь, реально, как будто бы только что умер человек. Несколько суток в такую жару сорокоградусную, как минимум, пролежать. Был случай еще, тоже своими собственными глазами видел, когда врага убили, там атака была. Мы следом пошли, там человек лежит вражеский, буквально его минут 15–20, полчаса, наверное, прошло. Летом. Лежит тело, оно надулось, как будто его реально насосом накачали. Надутое лицо, глаза, мухи уже летают, вонь.

Нет, не асадовский, это был из Джабхат ан-Нусры. В тот период как раз начались с ними активные стычки. И лежит в комисе человек, в исламском одеянии, ну, страшно смотреть и запах тоже. Глаза из орбит вылезли, уже начинает гнить. Очень страшное лицо. Прошло буквально, от силы полчаса.

Обратный случай теперь. Когда я выходил, сбежал с ИГИЛ, мне помогали, вытаскивали меня ребята из Джабхат ан-Нусры. Они меня вытащили, тоже показывали свои фотографии: вот, смотри, вот наш брат шахид Джабхат ан-Нусровский, которых ИГИЛ считает каферами. Соответственно, он не может быть шахидом. А они говорят: вот, смотри, шахид улыбается. Я смотрю фотографию, да, у него улыбка на устах. На самом деле улыбка. Просто глаза закрыты, спокойное лицо.

Да. То же самое, что мы там говорили, и нам говорили, показывали, ровно то же самое, один в один.

Я не могу привести конкретные моменты, но есть такое в исламе, что человек, даже если он не мусульманин, но вел праведную жизнь в этом мире, он даже может быть христианином, но очень праведную жизнь вел. И искренне считает, что делает все это ради Господа, всего мирского и греховного он сторонится. Когда он умирает, Всевышний дает ему благую смерть. То есть, если он вел себя хорошо в этой жизни, то он и умрет так же. Не будет мучительно страшно умирать. Тело его тоже, может быть...

Не подразумевает абсолютно. Уже в Судный день, да, будет расчет не только по внешним его проявлениям, но потому, как он себя позиционировал, соотносил себя относительно ислама. Кто он был относительно ислама. Вот, в первую очередь, да. А если он пахнет миском и улыбается — это не значит, что он в рай попадет. Это заблуждение очень многих.

Именно этот случай — нет.

Если с этой стороны посмотреть, тоже может быть, конечно.

Такие вещи видел, видео смотрел. Когда Сейфуллы смотрел ролики, заряжался. Смотрел видео, там шахидов тоже сирийских показывали, ну, как они улыбаются.

Да, в интернете, в YouTube ролики. Соответственно, это тоже один из факторов, одна из причин, что мой духовный настрой поднимался, я заряжался, что надо ехать туда. И я ехал туда, я рисковал умереть там, в таком состоянии, в заблуждении, будучи кафером, немусульманином. Потому что я от рождения был в заблуждении до того момента, как я принял ислам. А ислам я принял незадолго до выхода из ИГИЛ. Даже когда я вынес такфир ИГИЛ, у меня еще оставались некоторые другие заблуждения. Это могло быть причиной — эти фотографии шахидов, так называемых. Я по этой причине поехал туда, если бы я умер там, вот эти фотографии могли быть изначальной причиной моей смерти в заблуждении. Соответственно, раз я умираю в заблуждении, я не попадаю в рай никогда, я попадаю навеки в ад. А мусульманин, да, его главная цель существования на этой земле — это выполнять приказы Всевышнего, чтобы попасть в рай, избежать участи адской.

Народ сирийский — он не в исламе. При правлении Башара они служили в армии, участвовали в выборах. Ходили на эти суды конституционные.

Это выводит из религии, если человек в исламе. Я выбираю правителя не исламского, соответственно, конституцию.

В исламе так не делается.

Демократические выборы не проходят.

Может быть, да. Здесь с этим не спорю. Но, опять-таки, духовное управление, оно не исламское, не мусульмане.

Хорошо, допустим. Каким-то способом мусульманин стал во главе государства. Но там ведь конституция, не шариат. Там правят не по шариату, по конституции. Как в России — есть Конституция, Уголовный кодекс.

Нельзя ему прийти, править по этим правилам и менять постепенно. Надо сразу менять.

Если сразу, то тогда он станет мусульманином.

Нет, как человек становится президентом России?

Участие в выборах, вот в таких выборах — это уже не ислам.

Ну, потом. Если он потом поменяет, он тогда станет мусульманином. А на момент, если человек станет президентом, который считает себя мусульманином, он не будет мусульманином. Если он введет уже сразу, единовременно шариатское правление, соответственно, и покается во всех своих прежних грехах, которые выводят из ислама, да, в больших грехах, в куфрах. То, соответственно, тогда он станет мусульманином.

Я думаю, есть такие, которые именно ИГИЛ поддерживали. Но, я думаю, большая часть населения, они все-таки больше хотели бы, чтобы вместо ИГИЛ там была Сирийская свободная армия.

И тогда видел. Я понимал, это. И сейчас так думаю.